Пыль небес - Страница 121

121

Но это тоже было потом. После того как он улыбнулся в ответ на улыбку, после того, как что-то в нем как будто перевернулось под взглядом вертикальных зрачков.

– Добрый вечер, – сказал он. Остановился в дверях, стараясь говорить мягко, а двигаться плавно, чтобы не спугнуть неожиданного гостя. Когда Хонт вошел, тот сидел на ступеньках лестницы и изучал резьбу на дубовых перилах.

– Добрый вечер, – ответил дух, вставая.

Он, несомненно, пришел из леса. Морские обитатели были белокожими, широкоплечими и высокими, а лесные – вот такими: смуглыми, тонкими и маленькими. Все они, приходя в город, старались стать похожими на людей, копировали одежду, прически, манеры. Копировали – насколько хватало их разумения, не задумываясь о том, что все равно оставались нелюдями.

Вот и этот, со своими вертикальными зрачками, серебряными волосами и светлой, как сама невинность, улыбкой, наверное, воображал, будто может сойти за человека. Поздоровался, слово в слово повторив за Хонтом приветствие, и даже встал, как и положено гостю, когда входит хозяин дома. А невдомек ему, что наметанный глаз Стража сразу отметил кошачью плавность движений, гибкость тела, схожую с гибкостью молодых, тонких веточек, и нечеловеческую силу… Да, Хонт мог поклясться, что это невысокое хрупкое создание при желании оторвет ему любую конечность на выбор. Несмотря на разницу в росте и весе. Несмотря даже на то, что Хонт был вооружен, а дух, разумеется, безоружен.

В том-то и дело, что они не знали, что такое оружие. И никогда не нападали первыми. А защищались только в том случае, если не удавалось убежать. Этому малышу бежать было некуда, но Хонт старался не напугать его не потому, что опасался за себя, а потому, что не хотел, чтоб дух оказался на улице, где его мог кто-нибудь увидеть. Дальше-то схема накатанная: поймать и продать магам. Кстати, Хонт и сам обязан был это сделать – поймать и отвести в Тигул, где добычу придержат до тех пор, пока маги не придут за золотом. Духи – такая же собственность города, как золотые копи, и деньги от их продажи идут в городскую казну.

Ни ловить, ни продавать своего гостя Страж не собирался.

– Я Хонт, – сказал он медленно, – а как мне называть тебя?

– О, – удивленно произнес дух, – вот как, значит?

И снова улыбнулся. Задумчиво.

– У меня много имен, Хонт. Маугли подойдет?

– Подойдет, – кивнул Страж. – Рад видеть тебя в моем доме, Маугли. Оставайся, сколько захочешь, и ничего не бойся. Кроме других людей. Люди для тебя опасны.

– Это правда, – напевно протянул Маугли, глядя, как хозяин дома идет к нему через холл, – люди опасны. Вы такие странные, наверное, я никогда не смогу вас понять.

Так началась эта неделя – семь дней, на которые в размеренную жизнь Хонта Вейсера пришло настоящее, непознаваемое чудо.

Он и раньше-то был нелюдим и свободное от службы время предпочитал проводить в одиночестве, редко соглашаясь на уговоры товарищей посидеть в кабаке за бутылкой эльфийского винца, а уж теперь и подавно спешил домой сразу, как только заканчивалась смена. Никто этому не удивлялся, никто не задавал вопросов – все привыкли к тому, что Хонт не любит компании. А сам он, понятное дело, не рассказал бы о Маугли, даже если б спросили. Еще чего! Серебряная клетка в подземельях Тигула – надежная тюрьма для любого духа – всегда готова была принять очередного пленника. А до появления магов оставалось меньше месяца.

Нет уж, рисковать безопасностью Маугли Хонт не собирался, да и собственной репутацией дорожил: кто же оставит его в Стражах, если выяснится, что он безответственно подрывал финансовое благополучие города?

Зато дома… Впервые за много лет, впервые с тех пор, как Хонт схоронил родителей, его ждали дома.

Маугли, дитя деревьев и трав, не нуждался ни во сне, ни в пище и пил только воду. Он называл огонь «красным цветком» и боялся его, как боятся все лесные духи. Хонт перестал разжигать камин и реже стал топить печи. Маугли не мерз, и Страж Тигула тоже забывал про холод, пробирающийся в его большой дом, потому что дом этот больше не был пустым.

С вечера и до утра Хонт говорил, а Маугли слушал его. Слушал так жадно, как будто и пищу, и сон, и даже воду заменяли ему рассказы человека о своей человеческой жизни. Хонт говорил обо всем. О работе и о родителях. О друзьях и об одиночестве. О Тигуле и о соседях. О Фрейстине. О магах. Обо всем… а получалось, что говорил о себе. Даже странно было, насколько, оказывается, врос он, Хонт Вейсер, в городскую жизнь. А может, не врос, а просто видел ее, эту жизнь, только с одной стороны – со своей. Вот и получалось, что какую тему не затронь, везде речь пойдет о Хонте Вейсере, Тигульском Страже.

Маугли подражал ему. Хонта это и смешило и умиляло. Лесной гость копировал его походку, его жесты, интонации. Как скворец, повторял любимые Хонтовы словечки. Страж Тигула не понимал, чем его, человеческая, манера двигаться лучше первозданной, чистой, как дикий лес, гибкости и силы. Не понимал, чем его улыбка лучше, искренней детской улыбки Маугли. Но догадывался, что для духа все это – просто интересная игра, дань тому самому неуемному любопытству, которое привело Маугли в город. Пусть себе играется, лишь бы только на глаза никому не показывался. Хотя бы до тех пор, пока не научится быть как человек.

Пока не станет как Хонт Вейсер. Или, о господи…

…пока не станет Хонтом Вейсером?!

Понимание пришло сразу. Навалилось, как упавший на голову камень. Вот только что был ни о чем не подозревающий Хонт, который посмеивался, глядя на Маугли. Хонт, который сказал, улыбаясь:

121