В Приморье ему не нравилось. Паршивый климат, дикие места; для досуга только кабаки в Ланте, публичный дом и непуганые селянки. После Лонгви, который отсюда, из северной глуши, казался центром вселенной, Лантское Приморье приобретало в глазах светлого князя все черты махрового Средневековья. Однако ему нравилось летать. И хотелось догнать Тира, который каким-то образом умудрился его обставить, первым получив должность командира эскадрильи.
Да и вообще, Приморье было промежуточным этапом.
В Ланте они все вместе отправились в гостиницу «Бочонок», облюбованную еще пилотами предыдущих поколений. На дверях этого заведения время от времени появлялась табличка с надписью: «Пехотинцам и собакам вход воспрещен» – как следствие, за дверями время от времени случались драки.
С пехотинцами.
Собаки своего возмущения не высказали ни разу, что характеризовало их лучшим образом, по сравнению с пехотой.
К тому времени как Казимир заметил отсутствие Тира, они всей компанией уже расположились в кабаке при гостинице и весьма душевно проводили время. Пили, общались, ожидали дам.
К ним присоединилось четверо штатских, скупщиков янтаря, и Казимир с удовольствием втянулся в увлекательное развлечение: живописание армейских будней перед неискушенной публикой.
Слово за слово, когда выпили достаточно, а дамы так и не появились – задержались они, – разговор стал серьезным. Что называется, «за жизнь». Вспомнили религию. Купцы оказались христианами, в компании пилотов преобладали язычники. Казимир, будучи крещеным, но к идеям христианства относящийся с пренебрежением, если не сказать хуже, балансировал на краю воинствующего атеизма. Словом, душевно пообщались. В разгар дискуссии появился Тир, просто пришел и сел за стол, как будто всегда тут был. Никто и не заметил. Выяснилось, что он – тоже христианин, причем убежденный. Казимир чуял подвох, но не мог сообразить, что же его смущает. В конце концов махнул рукой и вернулся к дискуссии.
Расстались участники диспута весьма друг другом довольные, заручившись взаимным обещанием встретиться еще при первой возможности. И Казимир изрядно удивился, застав в своем номере всех четверых купцов, без следа опьянения и настроенных весьма решительно.
В лицо ему сунули четыре серебряных креста. Четыре голоса слаженно и четко стали читать какую-то молитву. Холера ее поймет, какую именно – Казимир давно все молитвы позабыл, он их и знал-то всего две или три. «Купцы» окутались золотым ярким светом, и Казимир подумал, что кому-нибудь из этих ненормальных стоит дать в глаз. Чтобы остальные опомнились. Но, с другой стороны, они-то его не били…
– В чем дело, господа? – спросил он сердито. – Вы меня анафеме предаете или что тут происходит?
Возникла неловкая пауза.
Один из «купцов» («Тернер», – вспомнил Казимир его имя) мрачно констатировал:
– Вы человек.
– Вообще-то нет. Но мне казалось, что это не преступление.
– Разумеется. Как вы объясните тот факт, что Лонгвиец не пожелал оставить вас в своем городе?
– А почему вы у меня спрашиваете? – Казимир прошел в центр комнаты. – У Лонгвийца и спросите. Присаживайтесь, что ли, раз уж пришли. Гости дорогие.
После небольшой заминки, Тернер коротко поклонился:
– Приносим свои извинения, господин Мелецкий. Мы приняли вас за другого.
– Сочувствую другому. – Казимир небрежно вернул поклон. – Что-нибудь еще?
– Нет. Всего доброго.
Тернер вышел первым. Остальные трое, так ни слова и не сказав, – за ним.
– Прелестно, – буркнул Казимир, заперев дверь.
Только охотников за нечистью ему и не хватало.
Тернер и компания не были раиминами, они были христианами, и на Тира их магия – или что там у христиан в ходу? – наверняка подействовала бы не хуже, чем давешний крик муэдзина в Эрниди.
На Тира? Да он же сам христианин…
– О, Езус! – Казимир закатил глаза.
Этот маленький паршивец обдурил всех, включая его самого. И ведь Казимир почти вспомнил, что в Лонгви Тир каждый день ходил на мессу!
Тир, в свою очередь, наблюдал за вышедшими из гостиницы охотниками с другой стороны улицы. Расстояние невелико, но этим людям сейчас не до того, чтобы обращать внимание на какого-то там пилота. Пилотов в Ланте – как грязи.
– Непохоже, чтобы он принял извинения, – сказал один из охотников.
– А по мне, такие хуже любого Черного, – заметил другой, – но если не этот, тогда кто? Второй – парень набожный.
– Будем искать иначе, – подытожил их командир Тернер. – Ориентировка по дипломам – это был путь наименьшего сопротивления. Черного надо искать по его следам. А зло порождает зло, так что следы он оставит, никуда не денется.
– За-ши-бись… – прокомментировал Тир, глядя вслед четверке, удаляющейся в сторону летного поля. – И что все это значит?
– Они приняли меня за тебя. – Казимир то ли умилялся, то ли веселился, но точно не расстраивался.
– И чему ты так радуешься? – поинтересовался Тир. Спохватился и добавил: – Ты, конечно, решил проблему вместо меня, но я бы на твоем месте задумался над своим поведением. Тебя приняли за Черного.
– Ну приняли. – Казимир пожал плечами и слегка посерьезнел: – А ты понял почему?
– Ты непочтительно высказывался о христианстве, выдавая себя за христианина.
– Вот именно. Тир, ты думаешь, я отступлюсь от своего мнения только потому, что шайка монахов устраивает охоту на ведьм? Меня крестили, не спросив моего мнения. Я ничем не обязан их Богу. Я считаю его ханжой и садистом…
– Все, хватит, – оборвал его Тир, – свою точку зрения ты доступно изложил еще во время вашей бурной дискуссии.